Вот как интересно всё повернулось! Ну что же. Этот разговор, очевидно, должен был состояться. И поскольку он касается не только египтологии, я отвечаю один раз. Всем. И Вам, Максим, и Марине, чье письмо меня просто изумило (малютка Солкин должно быть прыгал до потолка от восторга). Я, разумеется, много старше вас, но неужели никто больше
совсем ничего не знает и
не желает знать о том, что было в России еще совсем недавно, в каких условиях работали наши старшие коллеги, что им приходилось преодолевать, как издавались книги? Разумеется, это так мило и комфортно взирать на всё прошедшее (и происходящее) со стороны, «быть выше», праведно негодовать по поводу чьих-то промахов, делая вид, что не знаешь, как организуются выставки, собираются каталоги, сколько «стен» для этого нужно прошибить. Для такой, вполне распространённой у нашей интеллигенции позиции теперь есть хороший термин «солкинизм». А помнить и знать это надо. Мы все в ответе за то, что творилось в нашей стране. Да, «время было такое», и не надо кривляться на тему «Меня тогда еще не было! Я-то тут при чем?! Меня это не касается!» Касается. Как касается нынешнее поколение немцев то, что происходило в Германии 70 лет назад. И никого это, между прочим, не удивляет. И дело не только в нашей ответственности, исторической и культурной памяти. Если вы не в состоянии представить себе и понять по каким законам строилась жизнь, а так же психологию общества даже в нашей собственной стране всего несколько десятилетий назад, то как вы планируете постигать древнюю культуру далекой страны? Так же, как вы здесь рассуждаете о жизни наших старших коллег? Так это, простите, профнепригодность. Из Вашего письма, Максим, я заключил, что Вы понятия не имеете о научной (в данном случае - гуманитарной) жизни в Москве и о книгоиздательстве того времени, о котором пишете. Я знаком с этим с малого детства (просто в такой семье родился и вырос), знаю об этом «изнутри» предостаточно. Поэтому напишу подробно. Будьте добры впредь обращать внимание на годы издания книг, а так же на издательства и сроки издания (время между «сдачей в набор» и «подписанием в печать»). В доперестроечные годы книги печатались только под грифами научных и учебно-научных учреждений. В издательствах они лежали годами (4, 5, 6 лет – обычный срок!). За это время текст прочитывался множество раз самыми разными научными инстанциями и возможностей исправить недочеты было достаточно. К тому же в издательствах работали профессиональные и, как правило, опытные редакторы, прекрасно понимавшие специфику издания. Так в Главной редакции Восточной литературы изд-ва «Наука» многие годы работала замечательная редакторша с чудесной фамилией Эрман, которую несчетное количество раз поминали за въедливость и придирчивость и с огромной благодарностью за это же самое. Более того, во всех издательствах были корректоры. Для особо молодых поясняю: корректоры – это сотрудники, в задачу которых входила «вычитка» рукописей и предварительных наборов на предмет опечаток. Одна из обязательных (как сейчас сказали бы) распечаток так и называлась «корректура». Потом печатались гранки, которые, естественно, тоже проверялись. Только после всего этого книга подписывалась в печать. И даже в это время, пока делался окончательный набор, еще была возможность что-то заметить и вставить пресловутый «список замеченных опечаток и исправлений» (кстати, с указанием по чьей вине они были допущены). И хотя изумительных ляпов случалось предостаточно, их всё-таки, как правило, отлавливали. Так что эпохальное издание повести «Монах с лицом святого Бернара» в русском переводе «Монах с мордой сенбернара» все же не состоялось, хотя художник уже успел нарисовать соответствующего персонажа на обложку…
Посмертные издания готовились с не меньшей тщательностью. Кстати, посмертное издание работы Лурье готовила его вдова, которой являлась М.Э.Матье. Так что издание делалось людьми, мягко говоря, нечуждыми египтологии. А вот «те, кто надо», дорогой Максим, такими делами не занимались. У «тех, кто надо» были вопросы поважнее неточностей в тексте. Вот если бы кто-то вдруг осмелился написать, что «Апокалипсис Ипувера» - это не описание народной революции, а типичная пророческая литература, или взялся бы за изучение египетской религии не с позиций «единственно правильного учения» - тогда да! Тогда это их забота. В те замечательные годы, когда академику В.Н.Лазареву по приказу ЦК рассыпали готовый набор книги о Феофане Греке на том основании, что он «клеветнически» утверждал, что Феофан Грек был грек, «те, кто надо» решали поистине масштабные задачи и не разменивались по пустякам. Так что научной (не идеологической) халтуры выпускалось неизмеримо меньше, чем сейчас. Правда, случалось, редактор (тот, который надо) мог спокойно вставить в ваш текст (без вашего ведома) славословие Вождю, или еще какое-либо «ритуальное приседание», а то и просто вставить «не», перевернув весь смысл фразы. Но это уж, простите, издержки эпохи тщательного редактирования. Время было такое. Я пишу о книгоиздательстве. О том, что приходилось переносить многим ученым, о травле, о физическом уничтожении писалось столько, что, наверное, нет смысла повторяться. Однако, прежде чем, например, начинать с пафосом обличать академика Струве, надо вспомнить, что Перепелкина он спас в прямом смысле этого слова. И не надо думать, что все «радости жизни» закончились со смертью Сталина. Да, уже не расстреливали. Но до гибели доводили. Не говоря уже о том, что никаких «свободных ученых» и быть не могло. Каким счастьем оказывалось попадание на многие годы лаборантом в Институт востоковедения, или библиотекарем в Кабинет востока «Исторички»! А о том, чтобы побывать в Египте и мечтать не приходилось. О.Д.Берлев был там один раз аж целую неделю в качестве туриста; Е.С.Богословский так никогда и не увидел Дейр эль-Медину, которую любил больше всего на свете. Интересно, как у вас бы получилось проработать, скажем, в музее 60 лет, сначала в те годы, когда люди просто исчезали навсегда, и потом, когда под радужной тиной брежневского благополучия изо дня в день, из года в год приходилось доказывать самою ценность египетского собрания, добиваться включения в «перспективные планы» выставок, умолять, пробивать, доказывать необходимость изданий…
С началом «новой эпохи» дела в книгоиздательстве кардинально поменялись. С этим я сам столкнулся «в полный рост». Только мои личные примеры. Любой коллега привел бы массу своих. В первый раз мою книгу о папирусной графике взялось издавать «Знание». Было это в 1992 году. Мою книгу дали перепечатывать машинистке, у которой только что трагически погиб сын. Не в укор ей: я всё потом перепечатал сам (компьютера тогда еще не было). Тем временем издательство закрылось. Далее я имел дело с «новыми людьми». Когда в одном солидном старом издательстве я заговорил о корректоре, молодой главный редактор уже не понял о чем я: по профессии он был инженер-электронщик. Если вы читаете книги, вас, наверное, не удивляет чудовищное количество опечаток, пропущенных строчек, всех этих переносов посреди слова и т.п. Зато книги печатаются быстро и лишь бы заплатили. Мою книгу решило издавать другое издательство. Главная редакторша предложила мне раскавычить цитаты, убрать ссылки, истребить «наукообразие» и т.д. Я попрощался. А книги стали выходить замечательные. Однажды в «Росмэне» попросили меня проверить египетские имена в переводной книжке. Там было очень много интересного. Как вам нравится Рамсес II, который «незаконно присвоил грант, полученный его предшественниками»? В оригинале он приписал себе заслуги своих предков. Я в бешенстве перевел книгу заново (что в оплату моего труда не входило). Она вышла в моем переводе, но, разумеется, под фамилией уважаемой переводчицы. Как-то недавно я прочел в другой их книге, что Александр Македонский, придя в Азию, обнаружил там 14 городов, носящих его имя. Вот должно быть приятно удивился! Ну да, слово «found» (как и «grant») мы знаем только в одном значении…
Тем временем уже печатались книги Фоменко, Мулдашева и др. Научные издания еле теплились, а издательства умирали. Когда удавалось получить грант (
) книги печатали. Но Вы, Максим, действительно считаете, что автор имел возможность хоть что-то контролировать и проверять? Вы – наивный человек. Кто ж ему это позволит? Да и зачем? В Word'е есть проверка орфографии! Какие гранки?! Какая корректура?! Какой оригинал-макет?! Господь с Вами! Вы что! За каждый лишний знак платить приходится. Так что хавай, аффтор, что дают, и скажи спасибо! А насчет «автоисправлений» в журналах я скажу так: Вы когда-нибудь пробовали напечатать статью в ВДИ, да не рецензию, а на тему «Замеченные опечатки в моей книге»? Вы что, шутите, или как? «Что-то у Вас, профессор, несуразное получилось; над Вами смеяться будут». А в иные журналы – пожалуйста! Плати – и пожалуйста! Рецензии проходят по разряду рекламы. Вот их и «устраивают»: надо – хвалебные, надо – погромные. Ваше же замечание о «буквальном сидении на издательстве», «написании по пьяни», о том, что «студенты слепили» я оставляю без комментариев на Вашей совести в надежде, что таковая имеется.
Мою книгу взяло еще одно издательство. Мне неслыханно повезло: издательство было молодое, у девочки-редактора это была первая книга и она «всё же решила показать мне свои исправления перед печатью» (sic!). Их было 184. По сей день я благодарен этой барышне за то, что показала их мне. Нельзя сказать, что её работа пропала даром: 6 замечаний я принял. Остальные были невероятны. Она не знала (и поэтому исправляла) множество русских слов. Были «исправлены» все немецкие названия книг в ссылках и т.д. Что творилось с картинками и подписями просто невозможно передать. Кончилось тем, что я сделал полностью собственноручно оригинал-макет и отдал им его в pdf'е, чтобы ничего не могли испортить. В таком виде оно и было напечатано. Так что я, Марина, имел бы полное право вслед за Орбели написать «Предисловие от наборщика». За прошедшие годы издательство окрепло и оперилось. На днях мой коллега, чья книга должна там появиться, сказал, что ему показали сигнальный экземпляр и теперь его задача выловить, выкупить и уничтожить весь тираж, пока никто из коллег не увидел.
О судьбе музейных каталогов, которые здесь эмоционально критиковались, даже вспоминать не хочется. Особенно о берлевском каталоге скульптуры. Он попал под самый страшный период, а готовился долго и тщательно. О его печати никто слышать не желал. Однажды рукопись просто украли; в ней попасся незабвенный Солкин. Но главное – финансирование. Никогда не забуду поразившие меня слезы в зеленых глазах Светланы Измайловны, когда она, тяжко больная после операции на сердце, с полной безнадежностью говорила мне: «Миша, может хоть у вас кто-то найдется, кто помог бы издать каталог. Мы бы благодарность написали…» Помогать никто не спешил. А сил и здоровья у С.И. уже не оставалось, тем более, что «время было такое» - совершенно неподходящее: ни по внешним, очевидным, ни по внутренним, невидимым «снаружи», причинам. И когда Вы, дорогая Мариночка, остроумничаете о «разгаре боев на Волхонке», Вы даже не подозреваете, насколько в точку Вы попали. Потом счастье привалило: каталог напечатали! В том стиле, который я выше описал. Всё, что в сердцах было сказано о невозможности следить за изданием, об иллюстрациях, о памяти великого ученого, перед которым невероятно стыдно, нет смысла пересказывать. Да и что проку, слава Богу, что вообще напечатали! С каталогом скарабеев было то же самое, только за него меньше переживалось (что в очень больном сердце творилось - можно только догадываться). А еще был «Путь к бессмертью». Тут уже многие плакали…
Разумеется, «рядовой читатель» не обязан ничего этого знать, он получает готовую книгу, за которую несут ответственность её авторы. В том и трагедия нашей науки. Но вы-то не «рядовые читатели»! И вам это знать надо. Иначе грош вам будет цена. И последнее: о рецензиях. Естественно, никакие обстоятельства не отменяют наличие или отсутствие ошибок в изданиях и делать вид, что их нет просто глупо. И рецензии писать надо. Другой вопрос кто и что пишет. Я, Максим, совершенно согласен с тем, что квалифицированная рецензия – дело сложное. Более того, именно этому нас учили в Университете. И вот с этим-то возникают проблемы. Пока вы занимаетесь самообразованием – всё замечательно; пока набиваете шишки, разбирая тексты – отлично, без этого ничему не научишься. Но вот когда дело доходит до оценок и компетентности – начинаются проблемы. Как пошутил один наш коллега: есть египтология, а есть египтология-ру. При этом, что характерно, в виду имелся не ваш сайт. Пафос был обращен к другим товарищам и смысл сводился к следующему: вы хоть один текст по-человечески откомментируйте, хоть один памятник грамотно опишите, тогда у вас будет полное моральное право на претензии к коллегам. Золотые слова. Конечно, это очень мило и полезно исправлять чужие ошибки, более того – необходимо! Но при этом надо быть уверенным, что это действительно чужие ошибки, а не твоё собственное непонимание. И если здесь читают энигматику как обычный текст и даже не понимают, что это – энигматика, но обвиняют автора в ошибках; или занимаются текстологией, при этом настолько в ней не разбираясь, что уже не раз типичные, можно сказать - учебные случаи гиперкоррекции принимают за авторский текст, а не менее типичные текстологические пропуски - за грамматические формы и опять-таки занимаются критикой и поучительством – тут стоит задуматься. У вас великолепный учебный сайт. Один из самых лучших и серьезных в сети, про Россию и говорить не приходится. Не надо превращать его в «Маат», относитесь к себе с уважением.
По-моему, здесь было всё достаточно подробно и ясно изложено. Все, у кого есть ум и совесть – разберутся. Больше я к этому возвращаться не буду. Дискуссия закрывается.