Вернуться на страницу
"Античные авторы о Египте"

Флавий Филострат.

Жизнь Аполлония Тианского. Книга 6. Главы 1, 2, 4, 19, 23, 24, 25, 26.

(Путешествие Аполлония по Верхнему Египту)

2. Когда подошел он [Аполлоний] к границе Эфиопии и Египта — место это зовется Сикамином,— то вдруг увидел на дороге золото в слитках и лен, и слоновую кость, и разные коренья, и душистый елей, и благовония,— все это лежало без присмотра на перекрестке[1], а зачем — я сейчас объясню, тем более, что подобное и у нас до сих пор в обычае. На это торговое место эфиопы везут товар, какой есть в Эфиопии, а египтяне, забравши привезенное, несут туда же равноценный египетский товар и так за имеющееся приобретают то, чего у них нет. Обитатели этой пограничной области не вовсе черны, но цвет у них различный: одни белее эфиопов, другие чернее египтян.
4. …Добрались путешественники до святилища Мемнона. О Мемноне Дамид пишет нижеследующее[2]. Был он сыном Зари, но под Троей не погиб, да и не ходил ни к какой Трое, но опочил в Эфиопии, процарствовав пять поколений, а эфиопы оплакивают его юность и скорбят о якобы безвременной его смерти, потому что они изо всех людей — самые долгоживущие. По словам Дамида, место, где воздвигнут кумир Мемнона, похоже на старинную вечевую площадь: такие площади еще остались в заброшенных ныне городах, а попадаются там осколки каменных столбов и остатки стен, и скамьи, и дверные косяки, и Гермесовы кумиры,— иное разорено руками человеческими, а иное временем. Мемнон изображен[3] безбородым юношей с ликом, обращенным к восходу, а изваян он из черного камня со сдвинутыми ступнями — таков был способ ваяния при Дедале[4] — и с руками упертыми в престол, так что он словно бы еще сидит, но уже порывается подняться. Достославны и общий вид изваяния, и выражение его очей, и уста, будто готовые заговорить, однако, по свидетельству путешественников, дивиться всем упомянутым свойствам надобно не иначе, как при полном их раскрытии, а именно когда падает на изваяние рассветный луч, что и случается при восходе солнца — и уж тут не сдержать восторга, ибо от прикосновения луча тотчас же уста Мемнона словно отверзаются, а очи словно зажигаются блеском в ответ восходу, как бывает у солнцелюбивых людей. Тут путешественники по их же словам, уразумели, что Мемнон изваян встающем навстречу Солнцу — совсем как те, кто из вежливости поднимается на ноги. Затем принесли они жертвы Гелиосу-Эфиопу и Мемнону-Восходу — такие имена называли жрецы, ибо первое-де произведено от "сиять" и "пылать"[5], а второе от материнского прозвания…
19. …Аполлоний приступил так: "Во-первых, хочу я спросить, с чего вы взяли и внушили местным жителям, будто у многих богов столь несуразные и смехотворные образы? Впрочем, почему у многих? Почти у всех! Лишь несколько кумиров имеют вид мудрый и богобоязненный, а остальные ваши капища устроены словно бы и не для богов, но для нелепых и презренных скотов"[6]. На это Феспесион возразил с неудовольствием: "Разве ваших истуканов делают иначе?" — "Иначе — у нас такая работа превосходна красотой и богоблагодатностью". — "Ты, наверно, говоришь об Олимпийском Зевсе[7], о пресловутой Афине, о кумирах Книдском, Аргосском и прочих прекрасных и исполненных прелести изваяниях?" — "Нет, не только: я говорю, что все и повсюду соблюдают пристойность, и одни вы выставляете богов своих более для осмеяния, нежели для почитания." — "Неужто всякие ваши Фидии и Праксители возносились на небеса, чтобы запомнить, как выглядят боги, а затем изваять их точно такими? Или резцом их водило что-нибудь иное?" — "Иное — и в этом ином была вся полнота мудрости". — "Что же именно? О чем тут можно говорить, кроме подражания?" — "О воображении!" Все это и работа воображения, и она куда искуснее подражания, ибо подражание создает лишь виденное, а воображение — еще и невиданное, творя возможное, хотя и небывалые образы. Подражанию частью помехою бывает изумление, а воображению нет помехи, ибо не смутят его собственные метания. Помышляя об упомянутом кумире Зевса, надобно видеть его вместе с небом и временами года и звездами — таким Зевсом и вдохновился некогда Фидий! А ежели собрался кто изваять Афину, то надобно ему помнить о битвах и о хитроумии, и о ремеслах, и о том, как выпрыгнула богиня из отчей главы![8] Ну а ежели вместо Гермеса, Афины и Аполлона сработаешь ты и притащишь в храм сокола или сову, или волка, или пса, то хотя бы все твои звери и птицы и отличались завидным правдоподобием, однако же славе божьей выйдет от этого унижение".— "Ты взял себе в привычку бранить наши обычаи, ничуть в них не разобравшись! — возразил Феспесион. — Если уж что у египтян мудро, так это их богобоязненное почтение к кумирам, святость коих преумножается посредством вымысла и намека". Тут Аполлоний со смехом воскликнул: "Ох, люди! Вдоволь изведали вы египетской и эфиопской науки, ежели кажутся вам святыми и богоподобными ибисы, псы и козлы, как услышал сейчас от премудрого Феспесион. И эти-то святыни внушают благоговейный трепет? Похоже, что всяческому богохульству, святотатству и шутовству такие боги внушают не страх, но презрение! Если уж обиняки преумножают святость, то больше было бы пользы египетскому благочестию, когда бы вы и вовсе не воздвигали кумиров, но направили бы богословие свое по иному пути, который куда как мудрее и заповеднее: пусть бы и строились для богов храмы и ставились бы в этих храмах алтари, и были бы уставы и запреты касательно порядка и чина жертвоприношений и возглашений и прочих обрядов, но кумиров бы никаких не водружали, а кто пришел в храм, тот пусть сам и вообразит обличье божества, ибо разум рисует и ваяет искуснее художника,— но вы-то отнимаете божью красоту и у взоров, и у помыслов!" На это Феспесион сказал: "Жил когда-то в Афинах некий Сократ — тоже старый дурак, ну совсем как мы! — и вот почитал он богами хоть пса, хоть гуся, хоть явор, да еще и божился ими". — "Не дураком он был,— отвечал Аполлоний,— но истинным и божественным мудрецом, ибо поминал он в клятвах псов и гусей не ради святости их, а во избежании божбы".
23. …Путешественники… с наступлением дня… пошли в сторону гор, держа Нил по правую руку. Наконец они увидели кое-что достойное описания, а именно нильские пороги. Пороги эти суть земляные горы, весьма похожие на лидийский Тмол[9], а низвергающиеся с них потоки вместе со смытою почвою приемлет Нил и так творят землю египетскую. Шум горного водопада вместе с грохотом от низвержения его и Пил производят звук грозный и для слуха нестерипмый, так что многие. слишком близко подойдя к порогам, совершепно оглохли.
24. Отсюда Аполлоний и товарищи его продолжили свой путь, пока не явились перед ними округлые холмы, поросшие деревами, от этих деревьев у эфиопов идут в дело и листья, и лыко, и смола. Путешественники чуть ли пе натыкались по дороге на львов, барсов и прочих хищников, по никакого ущерба не понесли, ибо звери пускались наутек, словно пугались облика человеческого. Еще они видели несчетных оленей, серн, страусов и онагров, а также превеликое множество буйволов и козлотуров: сии последние суть помесь двух пород, по коим и именуются. Путешественникам попадались на дороге не только кости, но и полуобглоданные туши козлотуров, ибо львы пренебрегают объедками, до отвала насыщаясь свежатиной и навряд ли тревожась о легкой добыче.
25. В этих краях обитают кочевые эфиопы, живущие в кибитках, а рядом — слоноловы, торгующие битыми слонами и получившие имя по этому своему промыслу. Еще имеются в Эфиопии племена насамонов, людоедов, пигмеев и шалашеногов, населяющие пространства вплоть до Океана, однако же к Эфиопскому берегу никакой моряк по доброй воле пока не плавал.
26. Беседуя о встречных зверях и рассуждая о том, как природа различно питает различных тварей, путешественники услышали, наконец, раскаты грома — еще не разящего, но словно сокрытого в тучах, — и Тимасион объявил: "Государи мои, рядом с нами Порог — от устья он самый дальний, а к истокам ближайший". Пройдя стадиев десять, они увидели пизвергающуюся горы реку, ничуть не более полноводную, чем Марсий в первом своем слиянии с Меандром[10]. Помолясь Нилу, они пошли вперед, и тут уж никаких зверей им не попадалось, ибо животные по природной своей робости боятся шума и предпочитают селиться близ тихих вод, подальше от грохочущих стремнин. Еще через пятнадцать стадиев до путешественников донесся звук следующего водопада, на сей раз ужасный и для слуха нестерпимый, ибо этот водопад был вдвое обильнее прежнего и низвергался с более высоких гор. Дамид рассказывает, что у него самого и у одного из спутников от грохота зазвенело в ушах, поэтому он повернул назад и попросил Аполлония не ходить далее, однако тот вместе с Тимасионом и Нилом упорствовал и пошел к третьему порогу, а воротясь, поведал нижеследующее. В этом месте над Нилом громоздятся горные отроги высотою до восьми стадиев; отроги эти совершенно отвесны, словно в некоей странной каменоломне, и к ним обращен высокий берег Нила. Питающие реку ключи струятся по кромке гор, а затем низвергаются оттуда па скалистый берег и пенистым полноводным потоком падают, наконец, в Нил. Этот двойной водопад во много раз оглушительнее прочих, и в горах от него такой гул, что любопытный наблюдатель может лишиться слуха. Добраться до первоистока реки нельзя: говорят, об этом нечего и мечтать из-за демонских полчищ, о коих гласят местные предания. Впрочем и Пиндар в премудрости своей также повествует о божестве[11], приставленном к нильским истокам для надзора за мерою речных вод.

______________________________

     1 …все это лежало без присмотра на перекрестке... подобное и у нас до сих пор в обычае. — Имеется в виду обычай так наз. "немой торговли", очень распространенной среди первобытных племен, однако сохранявшийся на периферии цивилизованных государств,— так, в архаической Греции предназначенные к обмену овары тоже оставлялись на перекрестках дорог рядом с гермами (каменными кумирами Гермеса). Найденные Аполлонием товары, вероятно, были сложены под священным деревом, функционально тождественным греческой герме — можно предположить, что этим деревом была смоковница (сикамин), давшая название торговому участку.
     2 О Мемноне Дамид пишет нижеследующее… — здесь Филострат намеренно противоречит традиционному преданию о Мемноне. В "Одиссее" Мемнон упоминается как союзник троянцев, но о гибели его не сообщается. В утраченной "Эфиопиде" Арктина Милетского описывается смерть Мемнона от руки Ахилла и его последующий апофеоз.
     3 Мемнон изображен… — Огромное изваяние сидящего фараона Аменхотепа III было воздвигнуто близ Фив. После завоевания Египта Александром греки, осваивая местные традиции, стали считать эту статую кумиром Мемнона (такое мнение поддерживалось еще и тем, что изваяние было из темного камня, т. е. ассоциировалось с чернокожестью легендарного царя). Около 27 г. до н.э. после землетрясения верх статуи был поврежден, и тут обнаружилось примечательное явление, впервые описанное Страбоном (XVII, 1, 46): на восходе солнца статуя издавала звук, похожий на звук разорванной струи (вероятно он происходил от прохождения нагретого солнцем воздуха через трещины в камне),—по общему мнению, этим способом Мемнон приветствовал свою мать Зарю, но Филострат и тут предпочитает лишний раз помянуть Гелиоса.
     4 Дедал — легендарный афинский мастер, живший у Миноса на Крите, где построил лабиринт.
     5 …произведено от "сиять" и "пылать"…— Здесь слово "эфиоп" (по-гречески "айфиопс") производится от "солнечных" глаголов "айфейн" и "фалпейн". Подобными объяснениями был переполнен еще "Кратил" Платона — они почти ничем не отличаются от народных этимологий типа "мокроупористая" подошва.
     6 …капища … для нелепых и презренных скотов… — В Египте был широко распространен культ животных (кошек, крокодилов, скарабеев и др.) и многие боги почитались в зооморфных образах (Амон в облике овна, Гор в облике сокола, Анубис в облике пса и т. п.).
     7 Ты, наверно, говоришь об Олимпийском Зевсе… — Здесь Феспесион перечисляет творения знаменитых греческих скульпторов: статуи Зевса в Олимпии и Афины на афинском Акрополе были изваяны Фидием, статуя Афродиты в Книде — Праксителем, статуя Геры в Аргосе — Поликретом.
     8 …выпрыгнула богиня из отчей главы. — Во всех мифах об Афине она рождается из головы Зевса, но Аполлон, вероятно, имеет в виду эффектное описание этого рождения Пиндаром: Гефест рассекает голову Зевса топором и оттуда с боевым кличем вырывается полная сил Афина ("Олимпийские оды", VII, 31–39).
     9 Тмол — горная цепь в Лидии, некогда богатая золотоносными жилами.
     10 …ничуть не более полноводную…чем Марсий… с Меандром. Меандр — река во Фригии и Карии, из-за своего извилистого течения, давшая название известному орнаменту. Марсий — приток Меандра. Эти реки не были полноводными даже по греческим понятиям.
     11 Пиндар в премудрости своей…— Пиндар (522–422 гг. до н.э.) — величайший греческий лирический поэт. Эти стихи Пиндара не сохранились. 

Вверх
Вернуться на страницу "Античные авторы о Египте"